Георгий Остапкович оценивает идею четырехдневной рабочей недели

Директор Центра конъюнктурных исследований ИСИЭЗ НИУ ВШЭ Георгий Остапкович в авторской колонке «Пятничный выход», опубликованной в «Известиях», анализирует возможности введения четырехдневной рабочей недели в России.

Вопрос четырехдневной рабочей недели давно обсуждается в мировом сообществе. Надо отметить, что многие страны, по сравнению с Россией, уже в значительной степени сократили количество рабочих часов. Условно говоря, во Франции оно достигает 35 часов, а в некоторых странах даже доходит до 32. Это такое трендовое мнение, которое сейчас активно изучается в различных государствах. По существу, это вопрос не столько о четырехдневной рабочей неделе, сколько о сокращенном рабочем дне. Я бы не концентрировался именно на четырех днях. Вполне вероятно, можно сделать и пять дней, но с учетом сокращения рабочего дня.

Какая проблема возникает у нас в России? Дело в том, что подобные маневры могут позволить себе страны с высокой производительностью труда и с высоким технологическим уровнем, то есть уровнем машино-механизмов и искусственного интеллекта, который заменяет ручной рабочий труд.

Я предполагаю, что сейчас комплексно перейти всей экономике России на четырехдневную рабочую неделю не представляется возможным, потому что мы сразу потеряем объем ВВП. При условии добавления одного выходного дня, и учитывая, что в году 52 недели, получается, фактически человек на 52 дня уходит в отпуск. 52 дня — это почти два 28—дневных отпуска. Такой отдых сильно скажется на потерях ВВП, которые очень легко просчитать: если взять майские результаты и сравнить их с апрельскими (а в мае как раз с учетом праздников в общей сложности на один день в неделе меньше), или если сравнить январские результаты с декабрьскими, то будет видно, что экономика теряет по сравнению с предыдущим месяцем до 20% производства услуг. Поэтому я считаю, что пока что такой маневр в России невозможен.

В нашей стране есть два существенных фактора, которые влияют на возможность перехода на четырехдневную рабочую неделю. Во-первых, у нас где-то порядка 40% ВВП создается в отраслях с непрерывным циклом. В частности, это практически вся добывающая промышленность, электроэнергетика, распределение газа и воды, пищевая промышленность, часть обрабатывающих производств, в том числе переработка нефти. Для них вообще вопрос о четырехдневной рабочей неделе не стоит.

Во-вторых, у нас сильно отстает производительность труда. Например, Германия по фонду занятости работает примерно на 30% меньше, чем Россия, но производительность труда у них в 2,5 раза выше. За меньшее время работы они выпускают больше товаров и услуг. При этом мы находимся в достаточно глубокой демографической яме. У нас не хватает численности занятых, что следует рассматривать как дополнительный минусовой фактор производительности труда.

Существует еще одна проблема. Русские рабочие — великолепные изобретатели со времен Кулибина, одни из самых сильных в мире. Но очень слабые инноваторы — мы можем сделать изобретение в одном, двух, пяти экземплярах, но при введении этого изобретения в промышленное производство у нас возникают разнообразные трудности, связанные с административными проволочками, согласованием и т. д. Например, Кулибину принадлежит порядка 20–30 изобретений, а внедрено было всего шесть.

Можно в качестве эксперимента начать с перевода на четырехдневную рабочую неделю отдельных отраслей. Например, госуслуги или госслужбу — там это представляется возможным. Но если останавливать производство и давать лишний день, условно, металлургам или производителям обуви, то мы сразу получим негативный результат.

Также можно было бы несколько трансформировать Трудовой кодекс. Сейчас в нем зафиксирована занятость в течение 40 часов в неделю. Нужно дать предпринимателям возможность самим определять тот уровень нагрузки, который они хотят предоставить своим предприятиям. Если спрос на их продукцию составляет, условно, 30 часов в неделю, то нужно разрешить им вводить гибкий график труда.

Допустим, предприятие делает 20 холодильников, и есть спрос именно на 20 холодильников. Столько оно может произвести за три или четыре дня, поэтому пять или шесть работать просто не требуется. Каждый предприниматель должен сам определять продолжительность рабочего дня и рабочей недели для своих сотрудников. Для этого нужно внести некоторые законодательные акты в Трудовой кодекс.

Это наша перспектива на ближайшие четыре-пять лет. По крайней мере, пока мы не повысим производительность труда. С увеличением этого показателя можно постепенно рассматривать вопрос по сокращению рабочих дней.

Низкая производительность труда не связана с тем, что у нас ленивые рабочие или плохой менеджмент. Наоборот, наш общий фонд занятости — один из самых крупных в Европе и даже в мире. Проблема не связана и с квалификацией кадров. Наши кадры не хуже, чем в Европе, и по уровню знаний, и по уровню образования. Россия занимает одно из первых мест по третичному (высшему и среднему) образованию в мире. Но те технологии, которые у нас есть, не позволяют увеличивать производительность труда.

К примеру, Северная Ирландия создает за сутки в три раза дороже продукции в долларовом эквиваленте, чем Россия. Не за счет того, что ирландцы более производительные как люди, а за счет того, что у них более широко применяются искусственный интеллект и другие современные технологии. У нас же очень высокий износ основных фондов. Например, в экономикообразующей отрасли промышленности он составляет более 50%, а коэффициент обновления фондов — не более 4–5%. Нам нужно делать технологические прорывы. Тогда и повысится производительность труда.

Источник: «Известия» (выпуск от 30 мая 2021 года)